Сначала с трёх боевых мест все отстрелялись по мишеням из автоматов. Военные вместе с офицером Евдокимовым заботливо наклонялись к лежащим, поправляли иностранцам руки, упор локтей, приклады.
После того, как каждый из троицы выпускал короткими очередями по целому рожку, Евдокимов сам шёл к мишеням, менял их, а отстрелянные и подписанные листочки передавал для отчётности Бориске.
В самом начале развеселил всех Хиггинс.
Офицеры не могли понять, что этот забавный парень от них так настойчиво требует, но после перевода Глеба дружно расхохотались, потом заодно с ними, расслышав необычную просьбу, начали улыбаться и матросы, сидевшие на ящиках под навесом.
– Зачем тебе наушники?! Ты же не в тире!
Хиггинс в притворном ужасе затыкал себе пальцами уши.
– Хорошо!
Евдокимов махнул одному из своих людей. Тот привстал с зелёного ящика, вытащил из-под себя замусоленную зимнюю шапку, отряхнул её немного рукой. Седой развязал тесёмки ушанки и кинул форменный головной убор, на котором только что мягко сидел один из матросов, Глебу.
На толстой роже Хиггинса мятая шапка с опушенными ушами выглядела замечательно.
– Завяжись и не будет тебе так громко! Сбережёшь перепонки!
Не доверяя официальным протоколам, оба Крейцера записывали стрелковые показатели всех команд ещё и в свои маленькие приватные блокнотики.
Отстрелявшиеся легионеры блестели глазами в стороне, гордясь некоторыми отдельными успехами.
«Пацаны! Немного пузатые, но всё равно мальчишки…!».
Капитан Глеб слегка отвлёкся и поэтому вздрогнул, услышав за спиной непривычно длинную, злую очередь. Показывая ему знаками, что всё в норме, Евдокимов ещё раз разрешительно махнул рукой. На огневом рубеже стоял итальянец.
Жёстко сжав губы, кудрявый О′Салливан стрелял по дальней мишени с бедра. Автомат в его руках не дёргался, как у мелких, неуверенных немцев, очереди были одинаковые, звучные. Он явно знал, как работать с оружием.
Евдокимов удивлённо посмотрел в сторону Глеба и поднял вверх большой палец.
Итальянец закончил стрелять, очень правильно передал автомат подошедшему офицеру.
– Послушай, где ты взял такого парня?! Он, случаем, не профессионал?
– Всё в порядке, его биография проверена не мной, не переживай особо-то!
Десятерых счастливцев, кого волевым решением определил Глеб Никитин, властно успокоив при этом недовольство остальных, офицеры увели за собой в карьер. Через несколько минут там грохнул первый выстрел из гранатомёта.
Тем же обиженным, кому не досталось базукового счастья, офицер Евдокимов разрешил, не жалея патронов, пострелять из автоматов по старому навигационному знаку, торчавшему в камышах на болотистом берегу залива.
Трассирующие очереди извивались змеисто и поразительно неточно.
Приличия не позволяли Глебу смеяться, но кое-кто всё-таки заметил его снисходительную улыбку.
– А чего ты смущаешься, босс? Попробуй! Давай, покажи нам класс!
Старинный АК-47, даже с прикладом, в руках могучего Николаса выглядел пластмассовой водяной игрушкой.
Ситуация была под контролем, можно было и немного расслабиться. Всё также неторопливо, вскрывая ножами зелёные жестяные ящики с патронами, под навесом два матроса снаряжали рожки и обоймы. С большими интервалами ухали внизу, за спуском, по-иному тяжелые выстрелы.
«Э-эх, учитесь, соколики…!».
Удобно, не торопясь, Глеб Никитин раскинул ноги на толстом брезентовом покрытии, упёрся локтями. Прищурившись, покачал на мушке кругляш далёкого знака, посмотрел поверх ствола ветер на заливе.
– К стрельбе готов!
Одно дело – слушать чужие выстрелы, другое – собственный грохот, отдающий в плечо. Первый пучок трассеров ушёл чуть вверх. Глеб ровно вздохнул и снова плавно потянул спусковой крючок.
Дробно и непрерывно зазвучала сквозь автоматный рокот жестянка навигационного знака. Ещё одна длинная очередь – и ещё раз по количеству выстрелов тонко пропела мишень.
«Славно-то как!».
Капитан Глеб приложился щекой к тёплому прикладу в последний раз. Эта очередь оказалась короче предыдущих, но такая же звонкая и точная.
– Стрельбу закончил!
Несколько секунд тишины после грохота выстрелов были истинным наслаждением, но эти бархатные мгновения тут же сменились очередным беспорядочным шумом. Восхищённо орали и аплодировали все, кто был с ним рядом. Даже отряд юных гранатомётчиков, вернувшийся с задания, успел насладиться триумфальным соло Глеба.
– Качать! Давайте качать босса!
Колька попытался схватить его за пояс и поднять в воздух. Глеб вывернулся.
– Отставить!
Смущённо улыбаясь, поправил майку, бросил на своё войско пронзительный голубой взгляд.
– К стрельбе из пистолета Макарова приготовиться! На огневой рубеж шагом марш!
Всё ещё продолжал широко лыбиться Бориска и, недоверчиво покачивая головой, тронул Глеба за плечо Евдокимов.
– Ты что, каждый день, что ли, тренируешься?! Где?
Капитан Глеб слегка отмахнулся.
– Не каждый.… Так, пустяки, остатки былой роскоши.
С пистолетами было проще.
Компактная площадка, по краю которой на расстоянии пятнадцати шагов от размеченной линии огня были вкопаны столбы почти в рост человека. На два из них Евдокимов поставил пустые банки из-под колы. Стреляли попарно, по одному человеку из каждой команды. На кураже хорошо пострелял и Глеб, лишь немного отстав по очкам от одного из офицеров.
Результаты тщательно считались. За спинами стрелявших вспыхивали небольшие споры, возникали некоторые спортивные разногласия, подробно уточнялись результаты. Когда на рубеже оставались последние двое снайперов, невысокий Дьюар и взволнованный Бориска, с одинаковым количеством очков в общем зачёте лидировали «вискари» и команда Глеба.
То, что Дьюар палил по банкам бездарно и безрезультатно, не снимая при этом очков, его, конечно, извиняло. Но не освобождало от хохота и дружеских насмешек. После каждого выстрела он суетливо оборачивался к однополчанам, пожимал смущённо плечами и снова, целясь, подносил пистолет почти к са́мому своему носу.
А вот Бориску правильно не взяли в российскую армию. Он стрелял скупо, закусив губу, но явно не видел при этом не только банку-мишень на верхушке столба, но и сам столб. К счастью, глубинную природу этого явления понимал только капитан Глеб. Поэтому периодически он напоминал вслух Бориске, что по-прежнему продолжает считать его неплохим парнем.
Подходили к концу вторые обоймы у обоих слепых Робин Гудов. Выстрелы тукали у соседских столбиков почти ровно, с одинаковыми интервалами.
– Попал!
Не выпуская пистолета из руки, кудрявый ирландский Стивен бросился к своей наконец-то упавшей банке. Непривычно тяжелый башмак, развязавшийся шнурок – и очкарик растянулся на первом же шаге своей стремительной дистанции. Но снова резво вскочил, даже не поднимая из травы маленьких персональных очков, и опять рванулся к столбу. Но не к своему, не прямо, а вправо, пересекая при этом линию стрельбы Бориски.
Кто-то замечательно умный приучал когда-то Глеба Никитина не расслабляться до самого конца приема пищи. Даже когда другие люди уже мирно доедают свой десерт.
Пригибаясь, он рванулся наперерез мелкому ботанику через мгновение после его старта. И, распластавшись в длинном прыжке, успел дёрнуть самоубийцу за колени. Стивен Дьюар в очередной раз грохнулся на траву, растопырив вперёд коротенькие ручки.
Над их головами раздалось очередное гулкое «бах».
Не видя вокруг себя ничего, кроме далёкой и обидно расплывчатой банки, немного даже плача, Бориска в отчаянии продолжал поражать глупую непокорную мишень.
Все сначала замерли, потом дружно заорали. Даже Евдокимов громко выругался неприличным русским словом, недавно написанным на животе у Николаса.
– Крейзи!
– Козёл! Куда ты прёшь?! Объясняли же всем ведь вам, барана́м, правила!
Бить ирландца в тот раз особенно-то и не били, так, немного помелькали российскими кулаками под его взмокшим иностранным носом. Но потом всё-таки посочувствовали, стали смеяться и хвалить за меткость. Поползав на коленках, Николас нашёл в траве его совершенно целые очки.
Бледнея скорбным лицом, Бориска сидел на земле и страдал.
– Ну, чего ты скуксился? Все наши мужики целые, жизнь продолжается! Не грусти, поднимайся!
Юного командира можно было понять. Хотя и с трудом. Его волновал не возможный факт огневого поражения тёплого человека, а кошмарное командирское фиаско.
Последний точный выстрел Стивена Дьюара вывел команду «Виски» на первое место, а личные промахи Бориски опустили «Ромео» в самый низ турнирной таблицы. Как руководитель он явно не состоялся, и его существование на этой планете не имело уже, по большому счёту, никакого практического смысла.
